This site uses cookies.
Some of these cookies are essential to the operation of the site,
while others help to improve your experience by providing insights into how the site is being used.
For more information, please see the ProZ.com privacy policy.
Traducteur et/ou interprète indépendant, Utilisateur confirmé du site
Data security
This person has a SecurePRO™ card. Because this person is not a ProZ.com Plus subscriber, to view his or her SecurePRO™ card you must be a ProZ.com Business member or Plus subscriber.
Affiliations
This person is not affiliated with any business or Blue Board record at ProZ.com.
Services
Translation, Interpreting, Transcription
Compétences
Spécialisé en :
Médecine (général)
Médecine : médicaments
Médecine : cardiologie
Médecine : soins de santé
Psychologie
Génétique
Médecine : instruments
Droit (général)
Religions
Chimie / génie chim.
Autres domaines traités :
Certificats / diplômes / licences / CV
Marketing / recherche de marché
Jeux / jeux vidéo / jeux d'argent / casino
More
Less
Tarifs
russe vers français - Tarif standard : 0.06 USD par mot / 6 USD de l'heure français vers anglais - Tarif standard : 0.05 USD par mot / 6 USD de l'heure
anglais vers français: Quebec public transportation system's announcements General field: Autre Detailed field: Transport / expédition
Texte source - anglais 1. General announcement to all users, bus lines to Toronto Pearson Airport are experiencing delays due to snow storm. Please be sure to check online bus schedules.
2. Bus line 307 to Young Street is 10 minutes late. Please check online schedules. Normal schedules should resume within the next hour.
3. Train to York University from Guelph University arriving at 6:05pm will be delayed. Estimated delay is 40 minutes due to mechanical failure.
Traduction - français 1. Annonce générale à tous les passagers : les lignes de bus à destination de l'aéroport Pearson de Toronto subissent des retards en raison de la tempête de neige. Veuillez consulter les horaires des bus en ligne.
2. Le parcours n° 307 à destination de la rue Young a du retard de 10 minutes. Retrouvez les horaires en ligne s'il vous plaît. La circulation selon l'horaire régulier devrait reprendre dans la prochaine heure.
3. Le train vers l'Université York de l'Université de Guelph arrivant à 18h05 sera retardé. La durée du retard est de 40 minutes environ en raison d'une panne mécanique.
russe vers anglais: Translation of an article for a travel site (set-travel.com) General field: Autre Detailed field: Tourisme et voyages
Texte source - russe Современный центр буддизма в России – Читинский дацан
История присутствия буддизма на территории Российской Федерации носит несколько противоречивый и трагический характер. Ведь впервые, эта религия, свойственная для народов Юго-Восточной Азии, появилась на территории России в начале VII века, когда некоторые калмыцкие племена были приняты в состав Российской империи. После этого территория буддизма начала расширятся на народы Бурятии и иных коренных народностей Центральной Сибири и Забайкалья.
С учетом этого в 1741 году Указам Великой императрицы Елизаветы Петровны буддизм был признан в качестве официальной религии Российской империи, а немногим позже в 1764 году уже Екатерина II учредила официальный пост Пандита-хамбо-ламы, который считался главой буддистов Восточной Сибири и Забайкалья.
В более поздние времена, а это уже ближе к началу двадцатого века, по мере присоединения к России иных субъектов федерации таких, как Республики Тува, Бурятия и Калмыкия, количество приверженцев буддизма все более значительным.
Так в частности по состоянию на сегодняшний день официальная численность только этнических буддистов в Российской Федерации составляет более миллиона человек. Помимо этого в последние годы буддизм начал развиваться и в европейской части России, особенно в таких городах как Москва, Санкт-Петербург и Самара, где основную часть приверженцев буддизма являются лица славянской национальности.
Такими же темпами развивалось и строительство культовых сооружений буддизма, так называемых дацанов, которых на сегодняшний день на территории России насчитывается более десяти и многие продолжают строиться. К таким современным сооружениям относится и Буддийский храм Читинский дацан, После практически десяти лет строительства, Читинский дацан торжественно был открыт 15 августа 2010 года, в присутствии не только главы буддистов России XXIV Пандидо Хамбо ламы, но и представителей государственной власти края.
Traduction - anglais The modern center of Buddhism in Russia - Chitinsky datsan
The long history of Buddhism on the soil of the Russian Federation has had a somewhat ambiguous nature. Ever since this religion, peculiar to the peoples of Southeast Asia, first appeared in Russia in the beginning of VII century on Kalmyk tribal lands (after their recent accession to the Russian Empire), Buddhism quickly spread among the peoples of Buryatia and other indigenous tribes of Central Siberia and Transbaikalia.
Having this in mind, a decree of the Great Empress Elizabeth acknowledged in 1741 Buddhism as one of the official religions of the Russian Empire, and a little later, in 1764, Catherine II established an official position of Pandit Hambo Lama, who became the head of Buddhists in Eastern Siberia and Transbaikalia.
In more recent times, closer to the beginning of the twentieth century, along wth the accession of other nations to the Russian Empire, such as Tuva, Buryatia and Kalmykia, the number of Buddhists increased at a large scale.
In particular, as of today, the official number of ethnic minority people with Buddhist background in Russia is more than 1 million. Moreover, in recent years Buddhism began to expand to the European part of Russia, especially to cities such as Moscow, St. Petersburg and Samara, where the bulk of the followers constitute those of Slavic origin.
The construction of Buddhist places of worship, called datsans, continues rapidly with more than ten in today's Russia and still counting. The most recent facilities include such a Buddhist temple as Chitinsky datsan (Chita datsan). After almost ten years of construction, the Chitinsky datsan was solemnly opened on August 15, 2010, in the presence of not only the head of Russian Buddhists XXIV Pandit Hambo Lama, but representatives of the government of the region as well.
français vers russe: Translation of the article by Xavier North from French to Russian General field: Sciences sociales Detailed field: Gouvernement / politique
Texte source - français Territoires de la langue française
La question des rapports complexes et mouvants que la langue entretient avec le territoire est stratégique. Que toute langue ait une assise territoriale, c’est l’évidence, puisqu’une langue n’est pas seulement un outil de communication, mais un marqueur d’identité, un matériau de création, l’expression d’une culture et parfois un instrument, conscient ou non, d’affirmation nationale (même si bien entendu plusieurs nations peuvent partager la même langue). À toute nation correspond un territoire (ses frontières fussent-elles incertaines ou changeantes). Le signe le plus « parlant » (si j’ose dire) de l’étrangeté ou de l’altérité que l’on croise, lorsqu’on voyage, c’est la langue. Il m’arrive souvent de dire que, de tous les liens que nouent les hommes dans la cité, le lien de la langue est le plus fort, puisque c’est lui qui fonde le sentiment d’appartenance à une communauté. Une langue a toujours un berceau historique, se déploie toujours dans un espace, fût-il à géométrie variable.
2
En même temps, comment ne pas voir que la langue, parce qu’elle est d’abord un outil de communication, un système de production culturelle « immatérielle », a pour support des vecteurs qui se moquent des frontières et des découpages géographiques. C’est singulièrement vrai en ce début de siècle, en raison des progrès technologiques, et nous aurons l’occasion d’y revenir en évoquant une géopolitique de la langue française qui ferait abstraction du territoire; car c’est, me semble-t-il, la question essentielle que nous avons à penser aujourd’hui.
3
Churchill voyait dans les empires qui domineraient le monde au XXIe siècle des puissances de l’esprit. Et de fait, si l’on admet que, dans les affrontements géopolitiques qui s’esquissent, les conflits de l’avenir seront déterminés par la maîtrise de la parole et de l’information, alors les créations de l’esprit, la culture, les arts, l’innovation technique, la recherche scientifique, bref, le pouvoir de convaincre (soft power) l’emporteront, dans les luttes d’influence qui se jouent aujourd’hui, sur le pouvoir de contraindre (hard power) comme facteurs de domination. Dans cette nouvelle composition des rapports de force entre les nations, l’organisation de la polyphonie mondiale occupe évidemment une place centrale. C’est, par exemple, une question brûlante et même explosive (on l’a vu récemment en Ukraine) sur le continent européen. Pour s’en tenir au seul fonctionnement de l’Union européenne, et si l’on veut bien considérer du moins que la diversité des langues est constitutive de l’idée même d’Europe, comment ne pas voir que de la possibilité, pratique, que nous aurons de faire coexister au sein d’un même ensemble 21 langues nationales, et bientôt 23 – sans nécessairement recourir à un « dialecte de transaction » (Chateaubriand) –, dépend à l’évidence le maintien d’une spécificité culturelle européenne... Nous en sommes tous ici persuadés : la langue est le lieu par excellence où s’inscrivent toutes les tensions culturelles, économiques, sociales et donc géopolitiques du monde actuel. Définir le statut et la place de la langue ou des langues parlées dans la cité, est donc un des enjeux principaux de toute construction politique, et sans doute en a-t-il toujours été ainsi.
4
Traiter de la géopolitique de la langue française est un exercice complexe puisque le territoire de notre langue n’est ni continu, ni homogène. Selon que l’on se trouve à Dakar, à Paris, à Hanoï, à Bucarest ou encore à Port-au-Prince, le français ne revêt pas le même accent, son usage n’y est pas identique et son statut varie d’un pays à l’autre. Le colloque qui nous réunit aujourd’hui nous permettra de préciser les emprises de la langue française, de dessiner les contours de l’influence du français sur les territoires du monde contemporain, ce qui nous conduit à évoquer trois cercles, correspondant à trois problématiques distinctes.
5
Évoquons d’abord le berceau de la langue française, ou, si l’on veut, son territoire mère, la France et ses marches « lotharingiennes » (wallonnes, romandes, valdotaines), qui représentent aujourd’hui quelque 70 millions de locuteurs. Voilà un bassin démographique porté par un dynamisme qui garantit la présence du français en Europe, puisque la France a le plus fort taux de fécondité après l’Irlande. On ne saurait trop insister sur l’importance de ce foyer agissant (la France, c’est un francophone de langue maternelle sur deux). Pour que le français survive, dans les rapports de force géopolitiques entre les langues, il faut qu’il soit désiré, qu’il continue à exercer une force d’attraction sur ceux qui le parlent et qui pourraient être tentés de ne plus le parler; il faut qu’il reste un véhicule de savoir, de divertissement, de culture, et surtout qu’il donne accès à l’emploi, à la vie professionnelle, à la reconnaissance sociale; bref, il faut que son influence reste adossée à une puissance, et cette puissance, pour longtemps encore, ne peut être que la France. Ne nous lassons pas de répéter cette évidence : il n’y a pas, et il n’y aura sans doute jamais, de langue française sans la France, comme le constatait naguère Jacques Attali au Congrès mondial des professeurs de français (Paris, 2000). C’est pourquoi notre meilleur outil de rayonnement linguistique, c’est encore la prospérité économique de notre pays, sa capacité créatrice – qui elle-même détermine sa capacité à créer des concepts et à imposer les mots qui les désignent. Car de même que, selon le mot d’Henri Meschonnic, ce sont les œuvres qui font la grandeur d’une langue (c’est le Coran qui fait la grandeur de l’arabe et non l’inverse), ce sont les concepts, les idées, les notions qui portent la langue, et non l’inverse. Pendant la guerre froide, c’est la force du concept de « détente » qui a imposé le mot, en français, dans les relations internationales.
6
Mais, si on ne saurait concevoir la langue française sans un lien organique avec la France – et ce n’est aucunement nier la diversité des « parlers français » dans le monde que de le constater, ni légitimer l’autorité centralisatrice de notre pays dans ce domaine –, on peut parfaitement imaginer, en revanche, une France qui aurait cessé de parler le français, ou qui ne le parlerait plus que comme un patois résiduel, comme l’observait également Jacques Attali : perspective hautement improbable, bien sûr, mais qui adviendrait néanmoins si nous finissions par nous résigner aux pertes de fonctionnalité qui la menacent, ou encore si la langue cessait d’opposer une résistance, naturelle ou concertée, à des emprunts massifs qui finiraient par la dénaturer (les deux dangers n’étant d’ailleurs pas exclusifs l’un de l’autre). Ce double constat légitime constitue les deux fonctions régaliennes de la Délégation générale à la Langue française : sa mission d’enrichissement du français, d’une part, sa mission relative à l’emploi de la langue française dans tous les domaines de la vie sociale, d’autre part. « Le français, c’est notre disque dur », disait Hubert Védrine, mais ce disque peut être attaqué; il faut le protéger avec des pare-feu si l’on veut continuer à faire tourner dessus des logiciels en langue française.
7
Le deuxième cercle, c’est le territoire de l’expansion coloniale française, ou plutôt la mosaïque de territoires issus de la colonisation, avec ses strates historiques successives : l’Amérique du Nord (Québec) et la Caraïbe (Haïti et les Antilles françaises), le Maghreb, le Proche-Orient et l’Afrique subsaharienne, dans une moindre et désormais très faible mesure les pays de l’ancienne Indochine. L’occasion nous sera donnée, tout au long de cette journée, de nous pencher sur les enjeux politiques actuels de l’usage du français dans les anciennes colonies de l’empire français et, en particulier, au Maghreb et en Afrique. L’avenir du français comme langue de communication internationale dépend largement du maintien de son rayonnement dans cette partie du monde, car il est parfaitement clair – n’en déplaise à nos diplomates, souvent obnubilés par l’usage du français dans les seules organisations internationales – que, si l’on ne parle plus le français dans les banlieues de Kinshasa, de Casablanca ou de Beyrouth, on ne le parlera plus bientôt dans les couloirs des Nations unies.
8
Dans les pays francophones du « Sud », la langue française est à la fois la langue dominante, puisque c’est souvent celle de l’administration, de l’école et des médias, mais elle y est globalement minoritaire, en situation d’extrême fragilité, puisque la proportion de locuteurs parlant le français ne dépasse que rarement le chiffre de 20% de la population de ces pays et se situe le plus souvent autour de 5% à 10%. Et nous ferons apparaître ainsi l’une des caractéristiques du français dans le monde, qui est riche d’implications géopolitiques, car c’est elle qui lui confère une fonction médiatrice dans le dialogue entre les civilisations et les cultures : partout où il est parlé, le français se trouve en situation de contiguïté avec d’autres langues – le wolof et le sérère au Sénégal, par exemple, l’arabe au Maghreb et au Proche-Orient, bien sûr. C’est d’ailleurs vrai pour le français en Amérique du Nord, où le français au Québec a résisté jusqu’ici aux assauts de l’anglais, et même... pour le français en France, où il coexiste de facto, sinon de jure, avec les langues régionales et les langues de l’immigration.
9
Mais la vérité oblige aussi à relever, de manière contradictoire, cette autre caractéristique : partout où le français coexiste avec d’autres langues, la coexistence est problématique, au sens propre. Elle l’est à l’évidence au Maghreb, où la dimension francophone de l’identité nationale, héritée de la colonisation, fait débat (Algérie) ou n’est pas officiellement assumée (Maroc). Elle l’est en Afrique subsaharienne, où à l’inverse le français a un statut officiel, mais où la place à réserver aux langues vernaculaires, notamment dans l’enseignement, continue d’alimenter la controverse. Elle l’est aussi au Québec, où le rapport des forces entre le français et l’anglais pourrait bien remettre en question à terme un équilibre instable. Et en France même, où historiquement le français s’est imposé contre les langues qualifiées aujourd’hui de régionales, la place de celles-ci dans la vie sociale fait toujours problème, comme l’atteste la vivacité du débat sur la ratification de la Charte européenne. Je n’évoque pas ici les langues de l’immigration, nos compatriotes ayant beaucoup de peine à comprendre que l’apprentissage de la langue commune à des fins de cohésion sociale n’implique pas nécessairement l’oubli de la langue d’origine. De sorte que le français ne pourra jouer pleinement de sa fonction médiatrice que si les politiques linguistiques cessent de porter exclusivement sur une langue, mais s’appliquent à penser et à organiser – pour les pacifier – les rapports entre les langues.
10
Quelles relations de pouvoir induit aujourd’hui l’usage du français dans ces différentes sociétés et surtout quelles valeurs les francophones de cette zone du monde, dans leur diversité, attachent-ils à notre langue ? L’une de ces valeurs est le développement, c’est-à-dire la possibilité d’accéder au monde « moderne », puisque, si le français est encore, avec l’anglais, l’espagnol et le portugais (et ces trois autres langues seulement), la seule langue européenne à avoir une véritable assise internationale, il est aussi – à la différence de l’espagnol et du portugais – parlé, comme l’anglais, par plusieurs pays hautement industrialisés du « Nord », et non par un seul. C’est d’ailleurs pourquoi la présence du Canada-Québec au sein du mouvement francophone est si stratégiquement importante : le français est la seule langue avec l’anglais à ne pas être perçue par le « Sud » comme le reflet d’une seule grande puissance occidentale et peut, dès lors – s’il sait jouer ses cartes, c’est-à-dire s’il associe à ses mots les valeurs de liberté, de développement, de respect du droit international –, offrir un choix alternatif à l’anglais aux pays en quête d’une modernité économique et culturelle. Mais ce n’est pas simple pour une ancienne puissance coloniale, parce que nous avons en permanence à opérer un renversement.
11
La prise en compte d’un troisième cercle d’influence peut nous y aider, car l’aire de diffusion de la langue française ne se confond pas avec le périmètre de la francophonie. Dans les pays où le français est langue officielle, le lien entre langue et nation, riche d’enjeux identitaires, culturels et politiques, est fondamental. Comment nier, en effet, que la langue française a joué un rôle fondamental dans la construction des unités nationales en France et en Belgique, au Québec et au Canada francophone, et même en Afrique, où, face à la diversité des langues vernaculaires parlées sur un même territoire, elle continue, comme nous verrons, à occuper des fonctions politiques, culturelles et sociales de première importance pour la cohésion de ces pays.
12
Enfin, après le XIe sommet de la francophonie qui s’est tenu à Bucarest les 28 et 29 septembre 2006, il faut dessiner un tableau du rôle du français dans l’actuel projet francophone et rappeler que, en jetant des ponts entre des cultures que sépare leur niveau de développement, du Québec au Mali, de la Communauté française de Belgique au Vietnam, le français a pour principale fonction de permettre un dialogue fécond entre le « Nord » et le « Sud », au sein de l’espace francophone et au-delà. On dit souvent – c’est la langue de bois de l’Organisation internationale de la francophonie : « Le français n’appartient plus à la France, mais à tous ceux qui l’ont choisi et qui l’ont en partage. » Il faut aller plus loin, et dire que le français n’appartient pas aux seuls francophones. Si je puis hasarder une critique au programme de notre colloque, je déplore qu’une part trop faible ait été réservée à la langue française parlée hors de l’espace francophone (tout en en comprenant les raisons, bien sûr): en Europe, où le français est « maîtrisé » par un Européen sur quatre, en Amérique latine – où il dispose d’un solide ancrage culturel –, en Afrique anglophone, au Moyen-Orient, sur le pourtour asiatique... Bref, je crois qu’il faudrait faire une place plus grande dans notre réflexion à cette langue française « de préférence », parce que librement choisie, à cette langue française sans véritable territoire, parce que le français y est une langue étrangère, et qui n’est pas sans implications politiques, parce que sa féconde dispersion dans le monde, hors de la francophonie, exempte le français du soupçon colonial et dispense les francophones du Nord d’avoir à étouffer en permanence le « sanglot de l’homme blanc », voire à entonner le grand air de la repentance.
13
Ouvrons une parenthèse sur les conséquences linguistiques de la mondialisation. Fruit des progrès technologiques que nous connaissons depuis une soixantaine d’années, qui ont fait de la mobilité et de l’échange les moteurs d’une histoire accélérée, la mondialisation – c’est banalité de le dire – a fait de l’étranger des antipodes un voisin de palier. La mondialisation est-elle un facteur d’homogénéisation culturelle et linguistique ou, au contraire, de préservation de la diversité ? On peut en débattre. Ce qui est certain, c’est que le triomphe planétaire du modèle anglo-saxon de libre-échange d’une part, le développement des flux migratoires provoqués par la fracture Nord-Sud, qui ne cesse de s’aggraver, d’autre part, et enfin le développement fulgurant des techniques de communication et les progrès du numérique (qui mettent, au moins virtuellement, toutes les langues au contact de toutes les langues grâce à la téléphonie mobile, à la télévision par satellite, à Internet), ont fait craquer partout les « coutures de l’État-nation » (le mot est de Régis Debray).
14
Pour la géopolitique des langues, j’y vois au moins deux conséquences. La « déterritorialisation » des langues et des cultures, d’abord. Partout, se constituent des communautés aux contours incertains, qui ne vivent pas toutes sur un même territoire, et ne rassemblent même pas tous les habitants d’un même territoire (par exemple les Latinos de Miami, les Chinois de Los Angeles, les Maghrébins de Saint-Denis, les Pakistanais de Birmingham...), mais sont rassemblées au contraire par des langues plus que par l’attachement à un territoire, étant entendu qu’un individu peut appartenir à plusieurs communautés à la fois (on peut être à la fois chinois et américain, français et maghrébin). À condition d’englober les locuteurs du français hors de l’espace francophone, la francophonie peut tirer parti de ce phénomène, en constituant un ensemble géopolitique aux côtés des communautés anglophone, hispanophone, arabophone, chinoise et hindi... Seconde conséquence : un mouvement contradictoire, et même pendulaire, d’attraction vers la langue globale sous l’effet de la mondialisation des marchés, sous l’effet de l’internationalisation des sociétés et, par réaction, de différenciation linguistique sous l’effet des revendications identitaires. C’est exactement la situation que nous connaissons en France aujourd’hui, par exemple, où coexistent une extrême vulnérabilité face à la pression de l’anglais, et une crispation sur le français – parfois à l’intérieur d’une même conscience.
15
Cette double évolution est particulièrement visible sur les réseaux numériques. Nous pouvons affirmer avec objectivité que l’Internet – disons plus généralement l’ensemble des moyens de communication de dernière génération – a la double caractéristique d’être à la fois une chance et une menace pour la diversité culturelle et linguistique. D’un côté, en effet, ces nouveaux supports font planer le danger de la suprématie de l’anglais, la langue « maternelle » du Web. La domination de l’anglo-américain sur la Toile s’explique d’ailleurs facilement : ces technologies se sont développées aux États-Unis, les premiers logiciels et protocoles de transport, de stockage de l’information et de codage ont été conçus dans un environnement anglophone, etc. Aussi est-il certain qu’un risque d’« unilinguisme multinational », pour reprendre une autre expression de Régis Debray, pointe toujours en arrière-plan. Et l’on sait que l’offensive de la langue globale est loin d’être neutre puisque, en écorchant la diversité linguistique, elle hypothèque la diversité de points de vue sur le monde.
16
Cette analyse doit pourtant être relativisée. À l’époque de l’invention de l’imprimerie, nombreux étaient ceux qui y voyaient un instrument au service de la domination d’une seule langue : le latin. Fort heureusement, il n’en fut rien, bien au contraire, puisque l’imprimerie offrit à certaines langues vernaculaires un formidable outil de promotion. Réduire les nouveaux supports de communication à de simples outils au service de la domination de la seule langue globale serait méconnaître leurs atouts. Sur la Toile, l’importance actuelle de l’anglais va nécessairement diminuer à mesure que l’utilisation de cet outil se démocratisera et se répandra dans les différentes sociétés (le pourcentage de pages en anglais est tombé au-dessous de 50%). Le réseau des réseaux est un espace ouvert à toutes les initiatives, dans lequel chaque peuple, chaque communauté, peut en théorie, sinon toujours en pratique, exprimer ses singularités et ses sensibilités.
17
Pour conclure, interrogeons le mot « politique » dans « géopolitique », c’est-à-dire donnons à ce terme un sens actif, celui de l’action publique. Si nous voulons que le français survive dans les affrontements géopolitiques des civilisations, il faut le penser non plus seulement comme la langue d’un pays ou comme le lien fondateur d’une organisation internationale, mais comme celle d’une communauté globale, « déterritorialisée », et se donner les moyens de rendre cette communauté désirable – ce qui suppose sans doute de bouleverser les problématiques traditionnelles. Tout d’abord, bien entendu, halte à ce que François Mitterrand appelait la « complainte du français perdu ». Et halte à la repentance plus ou moins consciente sur les méfaits du français colonial, alors que, pour de nombreux peuples, il est l’outil même de l’émancipation. Cessons de situer le français en concurrence frontale avec l’anglais (ce qu’il est néanmoins aussi, bien sûr – ne péchons pas par angélisme –, sur nombre de « théâtres extérieurs », comme disent les stratèges): nous avons beaucoup mieux à faire. Les caractéristiques géopolitiques du français nous ouvrent un boulevard, pour peu que nous sachions jouer nos cartes maîtresses. Le français a de solides atouts pour conserver un rayonnement, au sens physique du terme : au moment où se joue dans le monde une lutte décisive pour l’influence, le français peut devenir cette langue de « contre-pouvoir » dont parlait jadis Lionel Jospin, et dans laquelle s’expriment « la résistance à la standardisation culturelle, le refus de l’affadissement des identités, la liberté pour chacun de créer et de s’exprimer dans sa propre culture ».
18
Pour cela, il faut faire de la langue française un élément d’une politique de souveraineté – il faut qu’elle continue de jouer son rôle dans la construction, toujours inachevée, des identités nationales –, mais il faut aussi défendre la communauté sans territoire du français plus que le territoire des francophones, s’ouvrir aux autres communautés linguistiques par une grande politique de la traduction (absolument essentielle en Europe), et accentuer la présence du français sur les réseaux numériques en favorisant la constitution de bibliothèques et d’universités virtuelles. C’est à ce prix, sans doute, qu’au cœur de la bataille des idées, en prenant appui sur la « multipolarité » de l’espace francophone, une politique du français ouverte sur le monde peut apporter une réponse positive aux questions posées par la mondialisation.
Traduction - russe Жизненное пространство французского языка
Вопрос сложных и подвижных связей, которые соединяют язык и территорию, является вопросом стратегической важности. То, что каждый язык имеет свой территориальный фундамент – очевидность, поэтому язык это не только средство коммуникации, а и важный маркер идентичности, материал для созидания, выражение культуры, а иногда и средство, сознательное или нет, национального самоутверждения (даже если несколько наций могут разделять один и тот же язык). У каждой нации есть соответствующая территория (границы которой могли быть нечёткими или меняться с течением времени). Самым ярким показателем чужеродности или непохожести, который можно встретить при путешествиях, является язык. Я часто говорю, что из всего, что связывает людей в каком-либо государстве, крепче всего это делает язык, так как именно он придаёт сообществу индивидуумов чувство сплочённости. Язык всегда имеет историческую колыбель и распространяется в пространстве, подстраиваясь под условия окружающего мира.
2
В то же время, нельзя не видеть, что язык, являющийся прежде всего средством общения, системой культурного "нематериального" производства, основывается на векторах, которые не останавливают границы и географическое разделение. Это в особенности так в начале этого века по причине технологического прогресса и мы ещё вернёмся к этому при рассмотрении геополитики французского языка, которая не привязана к территории; ибо, по моему мнению, это ключевой вопрос, над которым мы должны думать в настоящее время.
3
Черчилль видел в империях, которые будут доминировать в 21-м веке, империи Духа. И действительно, если взять за основу, что при политических противостояниях, которые вырисовываются, исход конфликтов будущего будет определяться умением владеть словом и информацией, равно как и творениями духа, культурой, искусством, техническими инновациями, научными исследованиями, короче говоря, силой убеждения (soft power), то всё это будет побеждать в битвах за влияние, которые ведутся уже сегодня, силу принуждения (hard power) как фактор доминирования. В новом раскладе сил между странами, организация всемирной полифонии занимает, очевидно, центральное место. Это, к примеру, горячий и даже взрывоопасный вопрос на европейском континенте (мы недавно наблюдали это в Украине). Останавливаясь на функционировании Европейского Союза, признавая, что разнообразие языков является важной составляющей всей европейской идеи, нельзя не увидеть, что от теоретической возможности, практического исполнения, которые нам ещё предстоит сделать, чтобы объединить 21 национальный язык под одной крышей, а скоро и 23 – без необходимости прибегать к "диалекту договорённостей" (Chateaubriand) – со всей очевидностью зависит сохранение европейской культурной особенности… Мы убеждены: язык – это площадка, где проявляются все культурные, экономические, социальные и, следовательно, геополитические трения современного мира. Определение статуса и места языка или языков, на которых говорит общество, является одним из главных элементов всей политической конструкции, и, без сомнений, так это всегда и было.
4
Разбирать геополитику французского языка – сложное занятие, так как территория распространения нашего языка не является ни единой, ни однородной. Судя по тому, что мы видим в Дакаре, Париже, Ханое, Бухаресте или Порт-о-Пренсе, у французского разные акценты, его использование не одинаково и его статус различен от страны к стране. Конференция, которая нас собрала сегодня, позволит нам определить сферы превосходства французского языка, нарисовать контуры его влияния на разных территориях мира, что приводит нас к необходимости выделения трёх важных сторон проблемы.
5
Вначале коснёмся колыбели французского языка или, если хотите, его материнской территории, -Франции и её "лотарингских" земель (валлонской, франко-швейцарской, Валле-д'Аоста), которые представляют сегодня около 70 миллионов говорящих. Вот тот демографический бассейн, обладающий должным динамизмом для обеспечения позиций французского языка в Европе, так как у Франции самый высокий уровень рождаемости после Ирландии. Значимость этого живого очага трудно переоценить (Франция – это половина всех франкофонов, для которых французский является родным). Для того, чтобы французский выжил в геополитическом масштабе, нужно чтобы он был желанным, чтобы он продолжать обладать притягательной силой для тех, кто на нём говорит, и для тех, кто мог бы по каким-либо причинам перестать это делать; нужно чтобы его влияние было приложено к мощному государству и это мощное государство на протяжении длительного времени было бы именно Францией. Не будем повторять всем понятную вещь: не было и никогда не будет французского языка без Франции, о чём сказал недавно и Жак Аттали на Всемирном конгрессе преподавателей французского языка (Париж, 2000). Поэтому нашим лучшим средством для распространения лингвистического влияния является экономическое процветание нашей страны, её способность к созиданию – которая заключается в способности продуцировать идеи и облекать их в слова, которые выражают их суть. Ибо таким же образом, цитируя слова Анри Мешонника, именно произведения труда придают языку настоящее величие (Коран придаёт арабскому языку величие, а не наоборот), именно идеи, задумки, представления усиливают язык, а не наоборот. Во время холодной войны сила концепции "Передышка" привнесла французское слово "détente" в международные отношения.
6
Однако если начать рассматривать французский язык в отрыве от Франции – и это никоим образом не означает отрицание "французских наречий" в мире или провозглашение нашей страны главной инстанцией в этой области – то можно с лёгкостью представить, что Франция больше не говорит по-французски или использует его как остаточный местный говор, на что также указывал Жак Аттали: крайне маловероятная ситуация, конечно же, но которая может произойти если мы докатимся до потери языком функциональности или если язык перестанет оказывать сопротивление, естественное или сознательное, массивным заимствованиям, которые в итоге лишат его своей природы (две опасности часто идут в паре). Противодействие этому является главной задачей Генеральной делегации по французскому языку: её миссией является обогащение французского, с одной стороны, обеспечение использования французского языка во всех сферах общественной жизни, с другой стороны. "Французский язык – это наш жёсткий диск", - сказал Юбер Ведрин, а этот диск может оказаться атакован; его нужно защитить файерволлом, если мы хотим, чтобы он продолжал вращаться для работы программного обеспечения на французском языке.
7
Второй стороной проблемы является территория французской колониальной экспансии или, вернее сказать, мозаика территорий, ставших её объектами, с отвечающими ей последовательными историческими слоями: Северная Америка (Квебек) и Карибский бассейн (Гаити и Французские Антильские острова), Магриб, Ближний восток и Африка к югу от Сахары, в незначительной степени страны бывшего Индокитая. У нас будет возможность на протяжении сегодняшнего дня познакомиться с политическими реалиями использования французского в бывших колониях французской империи и, в частности, в странах Магриба и в Африке. Будущее французского как языка международного общения в значительной степени зависит от его распространения в этой части мира, потому что совершенно ясно – вне зависимости от желания наших дипломатов, часто одержимых использованием французского в международных организациях – что если на французском не будут говорить в пригородах Киншасы, Касабланки или Бейрута, на нём не будут говорить и в коридорах ООН.
8
В странах франкофонии "Юга" французский язык пока ещё остаётся доминирующим, так как часто он является языком государственного управления, образования и СМИ, но в глобальном смысле он язык меньшинства, находящийся в довольно хрупкой ситуации, так как количество говорящих не превышает цифру в 20% от населения этих стран и чаще всего находится в пределах 5-10%. Мы также рассмотрим одну из характеристик французского языка в мире, которая важна геополитическими последствиями, так как именно она придаёт посредническую функцию в диалоге между цивилизациями и культурами: где бы на нём не говорили, французский всюду в положении соприкосновения с другими языками – с языками волоф и серер в Сенегале, например, с арабским в Магрибе и, конечно, на Ближнем Востоке. Подобная ситуация и в Северной Америке, где французский язык в Квебеке до сих пор отражал натиск английского и даже… во Франции, где французский сожительствует de facto, а может быть и de jure, с региональными языками и языками иммиграций.
9
Истины ради необходимо раскрыть полную противоречий характеристику иного рода: везде, где французский язык сосуществует с другими, это сосуществование проблематично, в прямом смысле этого слова. Это со всей очевидностью наблюдается в Магрибе, где франкоязычная составляющая национальной идентичности, унаследованная со времён колонизации, подвергается сомнению (Алжир) или не признаётся официально (Марокко). Это наблюдается и в Африке к югу от Сахары, где, французский, наоборот, пользуется официальным статусом, но место местных языков, особенно в образовании, строго оберегается, что продолжает подпитывать противоречие. Но и в Квебеке тоже не всё гладко, ведь соотношение сил между французским и английским языками может вызвать со временем нарушение нестабильного равновесия. В самой Франции, где исторически французский язык противопоставлялся языкам, которые сегодня квалифицируются как региональные, место последних в общественной жизни составляет проблему, что показывают бурные дискуссии о ратификации Европейской хартии. Я здесь не касаюсь языков иммиграции, наши соотечественники с большим трудом понимают, что изучение общего языка в целях социальной сплочённости не означает обязательного отрицания родного. Таким образом, французский язык не сможет выполнять в полной мере свою посредническую функцию, если только лингвистическая политика не перестанет налегать только на язык как таковой, вместо того, чтобы обдумывать и организовывать – с целью сбивания накала – соотношения между языками.
10
Какие преимущества для нашего влияния приносит сегодня использование французского в различных сообществах и, что самое важно, какими ценностями многообразные франкофоны мира обогащают наш язык? Одной из таких ценностей является развитие, то есть возможность приобщиться к "современному" миру, так как если французский наравне с английским, испанским и португальским (и только ими) является европейским языком, у которого действительно международное положение, на нём также – в отличие от испанского и португальского – говорят, как и на английском, в высоко индустриализованных странах "Севера", и не в одной. Вот почему присутствие Канады-Квебека в франкоязычном движении так стратегически важно: французский -единственный (вместе с английским) язык, который не воспринимается "Югом" как отражение единой великой могущественной державы Запада и может поэтому – если правильно разыграть карты, т.е. если привязать к своим словам ценности свободы, развития, уважения международного права – предлагать альтернативный английскому выбор для государств, которые находятся в поисках экономического и культурного прогресса. Это, однако, не является простым для бывшей колониальной метрополии, потому что нам надо постоянно показывать, что мы полностью изменили свой старый курс.
11
Рассмотрение третьей стороны влияния может нам в этом помочь, так как пространство диффузии французского языка не соответствует границам франкофонии. В странах, где французский язык официальный, связь между языком и нацией, богатая элементам идентичности, культуры и политики, фундаментальная. Нельзя отрицать роль французского языка в формировании национальных общностей во Франции и Бельгии, в Квебеке и во франкоязычной Канаде, даже в Африке, где перед лицом множества местных наречий, на которых говорят на одной и той же территории, он продолжает, как мы видим, занимать политическую, культурную и общественную сферы первостепенной важности для сплочения тех стран.
12
Наконец, после 11-го съезда Франкофонии, который проходил в Бухаресте с 28 по 29 сентября 2006 г., необходимо заново обрисовать роль французского языка в нынешнем проекте франкоязычия и напомнить, что, возводя мосты между культурами с разным уровнем развития, от Квебека до Мали, от франкоязычного сообщества Бельгии до Вьетнама, у французского самой главной задачей является проведение плодотворного диалога между "Севером" и "Югом", внутри франкоязычного пространства и вне его. Часто говорят – это казённые фразы Международной организации франкофонии: "Французский больше не принадлежит Франции, а принадлежит всем тем, кто его выбрал или знает". Нужно пойти дальше и сказать, что французский не принадлежит только франкоговорящим. Я рискую нарваться на критику нашей конференции, но я глубоко сожалею, что слишком незначительная роль отводится французскому языку, на котором разговаривают за пределами франкоязычного пространства (прекрасно понимая причины этого): в Европе, где французским языком "овладевает" каждый четвёртый европеец, в Латинской Америке – где у него солидный культурный багаж – в англоязычной Африке, на Ближнем Востоке, на азиатских окраинах… В общем, я считаю, что нужно отвести больше места в наших размышлениях этому французскому языку "по выбору", потому что он выбирается по своей воле, этому французскому языку без территории, потому что французский там иностранный, а кому не чужды политические расчёты, потому что его распространение в мире, за пределами франкофонии, освобождает французский от колониальных коннотаций и избавляет франкоговорящих Севера от необходимости постоянно душить в себе "рыдания белого человека", или даже воспевать величие покаяния ("рыдания белого человека" - sanglot de l’homme blanc - символ раскаяний части французского общества за политику колонизации - прим.переводчика).
13
Откроем скобку для перечисления языковых последствий глобализации. Плодом технологического прогресса, знакомым нам вот уже около 60 лет, изменившим и убыстрившим историю, создавшем глобализацию – как бы банально это не звучало – было превращение иностранца из-за тридевяти земель в соседа по лестничной площадке. Является ли глобализация фактором культурной и языковой гомогенизации или, наоборот, сохранением многообразия? Тут можно поспорить. В чём сомнений нет, так это в том, что планетарный триумф англо-саксонской модели свободного обмена с одной стороны, увеличение миграционных потоков, вызванных цивилизационным разломом Север-Юг, который всё углубляется, с другой стороны, и, наконец, стремительное развитие коммуникаций и цифровой прогресс (который заставляет, по крайней мере виртуально, все языки контактировать благодаря мобильной телефонии, спутниковому телевидению, Интернету) разорвать скрепы Государства-Нации (слова Режи Дебрея).
14
Что касается геополитики языков, я вижу для неё, по меньшей мере, два последствия. Отрыв языков и культур от территории, для начала. Повсюду возникают сообщества людей с неопределёнными контурами, которые не проживают на одной территории, и даже не включают обитателей одной территории (например, латиносы Майами, китайцы Лос-Анжелеса, жители Магриба Сен-Дени, пакистанцы Бирмингема…), но которые сплочены языком больше, чем принадлежностью к определённой территории, причём становится понятно, что индивидуум может принадлежать к нескольким сообществам одновременно (можно быть сразу китайцем и американцем, французом и жителем Магриба). При условии подключения франкоговорящих за пределами франкоязычного пространства, франкофония может стать частью этого феномена, составляя геополитическую общность, соседствующую с англо-, испано-, арабо-, китайско- и хинди- язычными сообществами… Другое последствие: противоречивый, даже маятниковый, рост привлекательности глобального языка вслед за глобализацией рынков, вслед за интернационализацией обществ и, как следствие, лингвистическая дифференциация под влиянием запросов идентичности. Именно такую ситуацию мы наблюдаем сегодня во Франции, к примеру, в которой сосуществуют сильная уязвимость под ударами английского языка и твёрдая приверженность к французскому – иногда внутри одного и того же сознания.
15
Эта двойная эволюция особенно заметна в социальных сетях. Можно объективно констатировать, что Интернет – а также в более широком смысле совокупность средств коммуникаций последнего поколения – имеет двуликую природу, содержащую в себе и шанс и угрозу лингвистическому и культурному разнообразию. С одной стороны, эти средства ведут к опасности доминирования английского, который является "материнским" языком Сети. Предпосылками к этому является тот факт, что сетевые технологии разрабатывались в США, первые программы и протоколы передачи, хранения информации и кодировки были созданы в англоязычной среде и т.д. Также не следует забывать о риске "международного монолингвизма", пользуясь ещё одним выражением Режи Дебрея, о котором сегодня мало кто думает. Мы знаем, что наступление глобального языка не ограничится только вредом для разнообразия в лингвистике, а неминуемо повредит разнообразию точек зрения о мире.
16
Этот анализ должен быть ограничен. После изобретения печатного станка, многие считали, что он приведёт к засилью единого языка – латыни. К счастью, всё произошло строго наоборот. Печатное дело позволило некоторым местным языкам получить мощный инструмент продвижения. Свести новые технологии коммуникаций к обеспечению превосходства единого всеобщего языка – значит не понимать всех его преимуществ. В Сети значение английского будет постепенно уменьшаться вместе с демократизацией и распространением технологий по миру в разных сообществах (доля страниц на английском снизилась до 50%). Всемирная сеть – это открытое для любых инициатив пространство, в котором каждый народ, каждое сообщество, может теоретически, если не практически, выражать своё мировоззрение и ощущение.
17
Подводя итог, обратим внимание на слово "политика" в слове "геополитика", то есть дадим этому термину актуальный смысл, с точки зрения государства. Если мы хотим чтобы французский выстоял в геополитических противоборствах цивилизаций, нужно его рассматривать не только как язык страны или как связующее звено международной организации, а как язык глобального сообщества, в отрыве от территории, и придать такому сообществу привлекательный вид – что несомненно означает переменить традиционные подходы в этой области. Конечно, для начала нужно покончить с "плачем о потерянном французском", пользуясь выражением Франсуа Миттерана. И покончить с покаянием, более или менее сознательном, по поводу бед от колониального французского, в то время как для многих народов он является средством эмансипации! Перестанем бросать французский в открытую схватку с английским (которая, тем не менее, конечно же идёт – не будем витать в облаках – на многих "внешних театрах", как говорят стратеги) у нас есть чем заняться и кроме этого. Геополитические характеристики французского открывают нам путь, только бы мы сумели использовать козыри, имеющиеся у нас на руках. У французского есть несомненные сильные стороны для сохранение своего распространения, в физическом смысле этого слова: во время решающей схватки за власть в мире, французский язык мог бы стать языком "контр-силы", о чём когда-то говорил Лионель Жоспен, которая бы послужила "сопротивлению культурной стандартизации, отказу от однотипных идентичностей, свободе для каждого создавать и выражаться в рамках своей собственной культуры".
18
Для этого необходимо сделать из французского языка элемент политики суверенитета – пусть язык продолжает играть свою роль в создании, пока ещё не законченном, национальных идентичностей – однако нужно защищать экстерриториальное сообщество франкоговорящих больше чем территорию франкофонов, открыться другим языковым группам путём большой политики перевода (абсолютно незаменимом в Европе) и усилить присутствие французского в цифровых сетях путём поддержки создания виртуальных библиотек и университетов. Только так, вне всяких сомнений, во время жаркой битвы идей, уделяя особое внимание "многополярности" франкоязычного пространства, политика открытого миру французского может дать чёткие ответы на вопросы, вызванные глобализацией.
français vers anglais: Excerpt from a monograph on international private law General field: Droit / Brevets Detailed field: Droit (général)
Texte source - français 1. - Le rôle du domicile dans le règlement des conflits de lois est, à coup sûr, un des problèmes les plus fondamentaux et les plus passionnément discutés du droit international privé. Il donne lieu en législation, suivant les époques ou suivant les pays, à des solutions très profondément divergentes. D'autre part, il a suscité une littératuTe à la fois si remarquable et si abondante, qu'il peut paraître bien prétentieux
d'en vouloir reprendre l'étude dans une monographie de proportions modestes et de contenu fatalement insuffisant. On ne saurait toutefois s'étonner qu'un tel sujet fût compris parmi ceux d'actualité traités à l'Académie de Droit international de La Haye. Ce centre de hautes études, créé « pour l'examen approfondi et impartial des questions se rattachant aux rapports juridiques internationaux », ne se
borne pas à continuer des efforts séculaires, mais trop souvent divergents. Le grand bouleversement provoqué par laguerre de 1944-1919 .impose à tous une tâche de reconstruction méthodique. Il faut, en s'inspirant des expériences anciennes, mais aussi des besoins présents et des formes d'organisation
nouvelles, vérifier la solidité des préceptes juridiques traditionnels, et soumettre à de nouvelles épreuves de résistance les assises sur lesquelles repose le droit international en général, spécialement le droit international privé
Traduction - anglais The role of a household in the settlement of the conflicts of laws is undoubtedly one of the key problems and as such one of the most disputed in the international private law. In terms of legislation, it most certainly leads to very different solutions throughout different countries and ages. From the other hand, it created a literature so profound and voluminous, that in such a relatively small-sized monograph the intention to take on a new research may seem somewhat arrogant. It is hard to astound anyone in an issue so well developed, among other fields of legal knowledge, by the The Hague Academy of International Law. This establishment of advanced studies, created for 'deep and impartial examination of international legal issues', goes even further than just following the steps of the predecessors. The great turmoil caused by the war of 1944-1919 (?) obliges us to introduce a methodical reconstruction. Taking inspiration in the past and being aware of the present needs and new forms of organization, we need to investigate the firmness of the traditional foundations of law and to question the basis which bears the international law, and the international private law in particular.
More
Less
Études de traduction
Master's degree - Kiev National University of Trade and Economics
Expérience
Années d'expérience en traduction : 14. Inscrit à ProZ.com : Dec 2013.
Translation is what I do for a living. I operate several languages, such as English, French, Russian and Ukrainian, to do what needs to be done for my clients. I appreciate accuracy and always try to be accurate myself. My main specialties are law, medicine and finance. I also do travel and tourism texts very well due to a large vocabulary I possess. I will be happy to deliver the best translations for you!
Mots clés : russian, ukrainian, french, english, translation, transcription, subtitles, interpretation, driving, guide. See more.russian, ukrainian, french, english, translation, transcription, subtitles, interpretation, driving, guide, . See less.
Compétences 
Современный центр буддизма в России – Читинский дацан